Дроу мудрые, слушай дроу — полезай в котёл.
Должен отметить, что это не перевод, скорее аналитика и личное исследование, спасибо РНБ за электронные каталоги, а добровольцам из vostlit.info за их труд по расшифровке старых документов и мужество в нынешней ситуации
История о том, как один буддийский храм превратился в первое русское поселение на берегах НагасакиИстория о том, как один буддийский храм превратился в первое русское поселение на берегах Нагасаки
Первый визит в Нагасаки Путятин совершил 22 августа 1853 года, через три недели после того, как американская эскадра под командованием Мэтью Перри появилась близ Эдо, нынешнего Токио. Эти два события в японской истории считаются началом эпохи перемен — Бакумацу — результатом которой стала Реставрация Мэйдзи — и выход Японии на мировую арену.
Впечатления от плавания и исходы первых переговоров подробно описали в автобиографических книгах Иван Гончаров «Фрегат Паллада» и Воин Римский-Корсаков «Человек в океане. Дневник кругосветного путешествия». Детально останавливаться на этом визите не будем, отметим лишь, что результатом долгих дипломатических переговоров стал Симодский трактат, подписанный в 1855 году. Этот документ чаще всего рассматривается со стороны территориальных уступок, а также как важная часть стратегических манёвров во время Крымской войны 1853—1856 годов, для нашего рассказа важной его частью является получение Россией разрешения открывать представительства в портовых городах Симода, Хакодатэ и Нагасаки.
Несправедливо будет сказать, что до открытий представительств русские моряки не могли сходить на землю. Японские власти всячески старались оградить общение не только с местными жителями, но и с голландцами, единственными европейцами, которые на протяжении всей изоляции Японии имели хоть какие-то контакты в стране. Уже к ноябрю 1853 года Путятин получил предложение разместиться в Умэгасаки. Это исторически памятное место, оно связано с кругосветным путешествием Крузенштерна и попыткой Н. Резанова открыть Японию для торговли ещё в 1804 году. Предложение Путятин не принял, поэтому, когда в начале 1854 года эскадра вновь вернулась в Нагасаки, морякам предложили буддийский храм недалеко от маленькой рыбацкой деревни. Важно отметить, что размещение в храмах чужеземцев для Японии того времени было нормой, во-первых, культурные особенности, а во-вторых исторические корни. Храм становился своего рода зоной отчуждения и одновременно с этим местом, охраняющим от злых сил. К тому же храмы попросту занимали достаточно большие территории и были оснащены всем необходимым для проживания. Однако к размещению в храме Госин-дзи|悟真寺 прилагался ряд ограничивающих условий, на которые Путятин не согласился.
Всё изменилось в конце 1854 года. В Японии случился ряд крупных землетрясений, в результате которых пострадал и фрегат «Диана», который тогда находился в порту Симода, где Путятин решал вопросы о разделении государственной границы. В память об этом эпизоде снят полнометражный анимационный фильм «Трудная дружба». Японцы помогли русскому экипажу едой и кровом. Совместными усилиями была построена небольшая яхта, на которой Путятин отплыл в Россию. Новое судно не шло в сравнение с фрегатом, поэтому на берегу осталось ещё много моряков, последние из которых покинули порт только в середине 1855 года.
1. Фрегат «Аскольд»
Зная о положении США в Японии (эксклюзивные права на торговлю и возможности заходить в порты), к 1858 году Путятин уже направлял свои корабли не в Нагасаки, где в прошлом году были подписаны последние соглашения по голландскому образцу, а дальше — в Канагаву, что близ Эдо, который постепенно становился центром дипломатии. В Нагасаки Путятин задержался на несколько дней, согласившись оставить два десятка больных моряков, на судне случилась вспышка холеры, в том самом храме Госин-дзи, который предлагали для размещения ранее.
После успешного подписания торгового соглашения, Путятин направился в Шанхай. По дороге «Аскольд» попал в шторм. Экипаж, и до этого страдавший от цинги и дизентерии, стал совсем плох, судно получило повреждения. Однако имея на руках торговое соглашение, Путятин не мог медлить, он отправился в Россию на почтовом судне, а решать проблемы «Аскольда» оставил И. С. Унковского, с которым был в крепкой дружбе. Опираясь на договор 1855 года, предусматривающий помощь русским морякам, Унковский решил вернуться в Нагасаки. Отметим здесь, что только что подписанный Симодский трактат начинал действовать с 1859 года, давая японской стороне отсрочку и возможность подготовиться к открытию портов.
От Шанхая до Нагасаки при хорошей погоде можно добраться быстро, но «Аскольду» не повезло и здесь: попав в сильный шторм, фрегат был вынужден остановиться на полпути и три недели ждать погоды у безлюдного острова недалеко от Сингапура. Это время было потрачено на срочный ремонт, но не прошло бесследно, к прочим болезням в сыром климате добавилась малярия. Впечатление об этом путешествии описали Ф.П. Литке, они опубликованы в журнале «Морской сборник» (1860) и П.С. Муханов, его письма опубликованы в «Русском вестнике» (1860) как «Дневник гардемарина на фрегате Аскольд».
Итак, в конце октября 1858 года «Аскольд» вошёл в Нагасаки. В храме Госин-дзи места для четырёхсот человек не нашлось, за две недели рядом были возведены казармы, что позволило разместить на берегу всех. Источники расходятся в сведениях, но предположительно в ноябре у храма были совершены первые захоронения по православному обычаю, несколько человек не пережили плавание. Есть также информация, что ещё несколько человек из тяжело больных, которых отправили на лечение к голландскому доктору Помпе в другой храм, также не пережили лихорадки. Так у храма Госин-дзи появилось русское кладбище. Если опираться на даты на надгробиях, то на корабле погибли трое — в октябре. Опять-таки с упором на сохранившиеся надгробия, можно утверждать, что к концу весны 1859 года захоронений было как минимум шестнадцать. Однако в разных источниках приводятся разные цифры — до пятидесяти погибших.
2. Поселение
«Через неделю после переезда на берег, когда все было приведено в надлежащий порядок, наша колония была официальным образом открыта большим обедом, данным японским городским властям и Голландцам, как единственным в то время иностранцам, находившимся в официальных отношениях с японским правительством» (К.Ф. Литке)
Так храм Госин-дзи стал русским поселением. Возле ворот поставили пушку и две гаубицы с «Аскольда», отметим здесь, что по заверениям Литке, команда даже не уведомила городские власти о том, что свозят оружие на берег. Также власти не возражали против государственного флага над воротами и пушечных выстрелов: в полдень (как сегодня в Петропавловской крепости) и на закате. Одно из помещений было оборудовано под православную часовню, а у ворот при входе выставили караульных. По всему выходит, что такие уступки и проживание на берегу, хоть и вдали от самого города, большого количества иностранцев сильно изменили устоявшейся уклад не только Нагасаки, но и в какой-то мере страны.
Голландский доктор Помпе, который работал тогда на берегу, в том числе лечил русских моряков, также отмечал изменения. Он писал, что политика Унковского — мягкость и строгость — оказалась успешной. Японские власти решили, что не готовы тягаться с ним в упрямстве и за щедрую арендную плату предоставили Госин-дзи в полное распоряжение экипажа «Аскольда».
С доктором Помпе связано ещё одно важное изменение. Моряки страдали от цинги, поэтому он прописал им говяжий суп. В Японии тогда действовали запреты на забой животных, уникальным правом содержать коров для забоя обладали только территории, где их выращивали исключительно для доспехов, которые делались из шкур. Отметим, что это не совсем так, например, в Хиконэ гордятся знаменитым блюдом хенпонган|反本丸, которое делали как раз из мяса. Но, конечно, общие запреты сохранялись.
Так в поселении появился двор для скота. Унковский не торговался ни за животных, ни за древесину, в чём Помпе и находил его «мягкость», отмечая, что тот умеет лавировать на суше не хуже, чем на воде.
3. Язык
Из-за изоляции японский язык в то время изучался «в среде». Переводчик И.А. Гошкевич , который сопровождал Путятина с первыми визитами, выучил его в Пекине. Матросы, как и руководство «Аскольда», конечно, языка не знали. В воспоминаниях Литке отмечает, что вопреки всем трудностям общение быстро сладилось: японцы охотно изучали новый язык, а Унковский разрешал свободным от реставрационных работ офицерам давать им уроки. Так некоторые из учеников офицеров впоследствии стали переводчиками и помогали работать не только дома, но и в Хакодатэ. Интересно здесь то, что в Японии того времени изучение другого языка — дело непростое. Переводчиками становились в основном те, кто родился в семье переводчиков, правительство очень тяжело соглашалось на школы английского или голландского и жёстко их контролировало. И среди простых людей общение с иностранцами не одобряло. Первый преподаватель японского языка в СПБГУ, Владимир Яматов, был вынужден покинуть страну вместе с Путятиным из-за преследования, правительство сочло его занятия с Гошкевичем недопустимыми и даже опасными. Он был объявлен предателем, а на такой случай существовал закон, который предусматривал смертную казнь.
По свидетельствам одного английского офицера, который посетил крепость летом 1859 года, к тому времени большая часть моряков уже говорила по-японски достаточно хорошо, чтобы их можно было легко понять. Встречались также те, кто осваивал письмо и чтение.
4. Доверительные отношения
Постепенно возле Госин-дзи начали появляться ветхие строения по типу сараев — это первые японские торговцы приходили, чтобы торговать едой и необходимыми вещами. В декабре 1858 года к берегу причалили ещё два русских судна, моряков на берегу стало ещё больше, а склады для товаров превращались в хорошие дома, где можно было не только выставить что-то на продажу, но и остаться на ночь. Со временем экипажу даже стал «принадлежать» один из чайных домиков, Инаса Юкаку | 稲佐遊郭, неподалёку. В полной мере нельзя назвать это место прямо-таки борделем, там проходили и обычные праздники, какие-то мероприятия, но и проституция — часть торговой жизни.
Важным моментом в налаживании отношений стала дисциплина, которая поддерживалась и на берегу. По свидетельствам Литке, экипаж старался соблюдать японские традиции, что в конечном счёте выстроило между ними доверительные отношения. Вежливость моряков и упорство Унковского впечатлили даже власти Нагасаки, что сильно помогло в организации торговли.
Что касается властей Нагасаки, любопытным будет вот какая пометка: иерархия сословий Японии того времени ставила торговцев на одну из самых низких ступеней. Деньги считались грязным делом, порядочным самураям лучше бы их вовсе не касаться. А на борту «Аскольда» не оказалось ни одного торгового человека, что, вероятно, добавляло уважения, поскольку перекликалось с обычаями самих японцев и создавало иллюзию, что в России также не жалуют тех, кто связан с деньгами. Иронично в это же время отметить, что перед отплытием из порта Унковский пожаловал некоторым представителям власти золотые и серебряные монеты, чему те были несказанно рады.
В вопросах регулирования гражданско-правовых отношений Унковский старался требовать со своих людей столько же, сколько и с японцев, считая, видимо, что взаимные уступки будут куда полезнее для дипломатии, чем упрямство. Кроме случаев, когда считал, что задета «честь европейца», которыми здесь представали все иностранцы независимо от страны. Согласно наблюдениям английского офицера, к Унковскому охотно обращались за советами, если дело касалось всех иностранцев, не только русских. Унковский же в свою очередь все конфликты с японцами старался отдавать в руки японским властям.
Литке упоминает несколько сложных случаев, которые довелось урегулировать Унковскому. Один из них — мартовский пожар в Дэдзиме, торговом поселении голландцев. По словам Литке, услышав о пожаре, Унковский поднял людей, они первыми прибыли на место событий и не жалея сил, бросились тушить огонь, помогли спасти часть товара. Литке отмечает героизм экипажа и утверждает, что это событие окончательно закрепило тёплые отношения между ними и жителями города. Пожары в то время были особенно опасны — деревянные постройки, тесные улицы. Этот же эпизод в воспоминаниях зарубежных офицеров звучит не столь впечатляющим, но, как отметил доктор Помпе: возможно, многие слова в адрес экипажа «Аскольда» были продиктованы обычной человеческой завистью.
5. Наследие
26 июня 1859 года «Аскольд» вышел из Нагасаки. Но оставил после себя место, которое в народе назвали русской деревней Инаса|稲佐ロシア村 или местом отдыха русских моряков|ロシアマタロス休憩所. Благодаря рекомендациям Унковского, там останавливались и другие русские суда, что способствовало развитию места. Деревня сыграла свою роль и в 1905 году, именно в Инаса свозили военнопленных. А чуть раньше, в 1891 году, там останавливался Николай II во время своего путешествия по Японии, в Нагасаки же он сделал свою знаменитую татуировку с драконом.
Что почитать по теме?
Гончаров И.А. Фрегат «Паллада»»
Литке Ф.П. Фрегат «Аскольд» в Японии: 1|2|3
Муханов П.С. Дневник гардемарина на фрегате «Аскольд»
Хисамутдинов А.А. Русская Япония
Широкорад Александр Российские военные базы за рубежом. XVIII—XXI вв (стр. 45); и статья
История о том, как один буддийский храм превратился в первое русское поселение на берегах НагасакиИстория о том, как один буддийский храм превратился в первое русское поселение на берегах Нагасаки
Введение
В июле 1858 на фрегате «Аскольд» вице-адмирал Ефим Путятин вновь направился в Японию для подписания торговых договоров. Дипломатические отношения между странами налаживались уже несколько лет.
В июле 1858 на фрегате «Аскольд» вице-адмирал Ефим Путятин вновь направился в Японию для подписания торговых договоров. Дипломатические отношения между странами налаживались уже несколько лет.
Первый визит в Нагасаки Путятин совершил 22 августа 1853 года, через три недели после того, как американская эскадра под командованием Мэтью Перри появилась близ Эдо, нынешнего Токио. Эти два события в японской истории считаются началом эпохи перемен — Бакумацу — результатом которой стала Реставрация Мэйдзи — и выход Японии на мировую арену.
Впечатления от плавания и исходы первых переговоров подробно описали в автобиографических книгах Иван Гончаров «Фрегат Паллада» и Воин Римский-Корсаков «Человек в океане. Дневник кругосветного путешествия». Детально останавливаться на этом визите не будем, отметим лишь, что результатом долгих дипломатических переговоров стал Симодский трактат, подписанный в 1855 году. Этот документ чаще всего рассматривается со стороны территориальных уступок, а также как важная часть стратегических манёвров во время Крымской войны 1853—1856 годов, для нашего рассказа важной его частью является получение Россией разрешения открывать представительства в портовых городах Симода, Хакодатэ и Нагасаки.
Несправедливо будет сказать, что до открытий представительств русские моряки не могли сходить на землю. Японские власти всячески старались оградить общение не только с местными жителями, но и с голландцами, единственными европейцами, которые на протяжении всей изоляции Японии имели хоть какие-то контакты в стране. Уже к ноябрю 1853 года Путятин получил предложение разместиться в Умэгасаки. Это исторически памятное место, оно связано с кругосветным путешествием Крузенштерна и попыткой Н. Резанова открыть Японию для торговли ещё в 1804 году. Предложение Путятин не принял, поэтому, когда в начале 1854 года эскадра вновь вернулась в Нагасаки, морякам предложили буддийский храм недалеко от маленькой рыбацкой деревни. Важно отметить, что размещение в храмах чужеземцев для Японии того времени было нормой, во-первых, культурные особенности, а во-вторых исторические корни. Храм становился своего рода зоной отчуждения и одновременно с этим местом, охраняющим от злых сил. К тому же храмы попросту занимали достаточно большие территории и были оснащены всем необходимым для проживания. Однако к размещению в храме Госин-дзи|悟真寺 прилагался ряд ограничивающих условий, на которые Путятин не согласился.
Всё изменилось в конце 1854 года. В Японии случился ряд крупных землетрясений, в результате которых пострадал и фрегат «Диана», который тогда находился в порту Симода, где Путятин решал вопросы о разделении государственной границы. В память об этом эпизоде снят полнометражный анимационный фильм «Трудная дружба». Японцы помогли русскому экипажу едой и кровом. Совместными усилиями была построена небольшая яхта, на которой Путятин отплыл в Россию. Новое судно не шло в сравнение с фрегатом, поэтому на берегу осталось ещё много моряков, последние из которых покинули порт только в середине 1855 года.
1. Фрегат «Аскольд»
Зная о положении США в Японии (эксклюзивные права на торговлю и возможности заходить в порты), к 1858 году Путятин уже направлял свои корабли не в Нагасаки, где в прошлом году были подписаны последние соглашения по голландскому образцу, а дальше — в Канагаву, что близ Эдо, который постепенно становился центром дипломатии. В Нагасаки Путятин задержался на несколько дней, согласившись оставить два десятка больных моряков, на судне случилась вспышка холеры, в том самом храме Госин-дзи, который предлагали для размещения ранее.
После успешного подписания торгового соглашения, Путятин направился в Шанхай. По дороге «Аскольд» попал в шторм. Экипаж, и до этого страдавший от цинги и дизентерии, стал совсем плох, судно получило повреждения. Однако имея на руках торговое соглашение, Путятин не мог медлить, он отправился в Россию на почтовом судне, а решать проблемы «Аскольда» оставил И. С. Унковского, с которым был в крепкой дружбе. Опираясь на договор 1855 года, предусматривающий помощь русским морякам, Унковский решил вернуться в Нагасаки. Отметим здесь, что только что подписанный Симодский трактат начинал действовать с 1859 года, давая японской стороне отсрочку и возможность подготовиться к открытию портов.
От Шанхая до Нагасаки при хорошей погоде можно добраться быстро, но «Аскольду» не повезло и здесь: попав в сильный шторм, фрегат был вынужден остановиться на полпути и три недели ждать погоды у безлюдного острова недалеко от Сингапура. Это время было потрачено на срочный ремонт, но не прошло бесследно, к прочим болезням в сыром климате добавилась малярия. Впечатление об этом путешествии описали Ф.П. Литке, они опубликованы в журнале «Морской сборник» (1860) и П.С. Муханов, его письма опубликованы в «Русском вестнике» (1860) как «Дневник гардемарина на фрегате Аскольд».
Итак, в конце октября 1858 года «Аскольд» вошёл в Нагасаки. В храме Госин-дзи места для четырёхсот человек не нашлось, за две недели рядом были возведены казармы, что позволило разместить на берегу всех. Источники расходятся в сведениях, но предположительно в ноябре у храма были совершены первые захоронения по православному обычаю, несколько человек не пережили плавание. Есть также информация, что ещё несколько человек из тяжело больных, которых отправили на лечение к голландскому доктору Помпе в другой храм, также не пережили лихорадки. Так у храма Госин-дзи появилось русское кладбище. Если опираться на даты на надгробиях, то на корабле погибли трое — в октябре. Опять-таки с упором на сохранившиеся надгробия, можно утверждать, что к концу весны 1859 года захоронений было как минимум шестнадцать. Однако в разных источниках приводятся разные цифры — до пятидесяти погибших.
2. Поселение
«Через неделю после переезда на берег, когда все было приведено в надлежащий порядок, наша колония была официальным образом открыта большим обедом, данным японским городским властям и Голландцам, как единственным в то время иностранцам, находившимся в официальных отношениях с японским правительством» (К.Ф. Литке)
Так храм Госин-дзи стал русским поселением. Возле ворот поставили пушку и две гаубицы с «Аскольда», отметим здесь, что по заверениям Литке, команда даже не уведомила городские власти о том, что свозят оружие на берег. Также власти не возражали против государственного флага над воротами и пушечных выстрелов: в полдень (как сегодня в Петропавловской крепости) и на закате. Одно из помещений было оборудовано под православную часовню, а у ворот при входе выставили караульных. По всему выходит, что такие уступки и проживание на берегу, хоть и вдали от самого города, большого количества иностранцев сильно изменили устоявшейся уклад не только Нагасаки, но и в какой-то мере страны.
Голландский доктор Помпе, который работал тогда на берегу, в том числе лечил русских моряков, также отмечал изменения. Он писал, что политика Унковского — мягкость и строгость — оказалась успешной. Японские власти решили, что не готовы тягаться с ним в упрямстве и за щедрую арендную плату предоставили Госин-дзи в полное распоряжение экипажа «Аскольда».
С доктором Помпе связано ещё одно важное изменение. Моряки страдали от цинги, поэтому он прописал им говяжий суп. В Японии тогда действовали запреты на забой животных, уникальным правом содержать коров для забоя обладали только территории, где их выращивали исключительно для доспехов, которые делались из шкур. Отметим, что это не совсем так, например, в Хиконэ гордятся знаменитым блюдом хенпонган|反本丸, которое делали как раз из мяса. Но, конечно, общие запреты сохранялись.
Литке пишет:
"В Нагасаки не было никакой возможности достать свежего мяса; только по настоятельным требованиям и убеждениям, что европейцам весьма трудно жить без мяса, губернатор разрешил доставлять нам живых быков, чтобы мы сами их били, но так как вообще японские быки, употребляемые только для работы, очень тощи, то мы их откармливали довольно долго, так что по временам на нашем скотном дворе бывало до тридцати быков".
"В Нагасаки не было никакой возможности достать свежего мяса; только по настоятельным требованиям и убеждениям, что европейцам весьма трудно жить без мяса, губернатор разрешил доставлять нам живых быков, чтобы мы сами их били, но так как вообще японские быки, употребляемые только для работы, очень тощи, то мы их откармливали довольно долго, так что по временам на нашем скотном дворе бывало до тридцати быков".
Так в поселении появился двор для скота. Унковский не торговался ни за животных, ни за древесину, в чём Помпе и находил его «мягкость», отмечая, что тот умеет лавировать на суше не хуже, чем на воде.
3. Язык
Из-за изоляции японский язык в то время изучался «в среде». Переводчик И.А. Гошкевич , который сопровождал Путятина с первыми визитами, выучил его в Пекине. Матросы, как и руководство «Аскольда», конечно, языка не знали. В воспоминаниях Литке отмечает, что вопреки всем трудностям общение быстро сладилось: японцы охотно изучали новый язык, а Унковский разрешал свободным от реставрационных работ офицерам давать им уроки. Так некоторые из учеников офицеров впоследствии стали переводчиками и помогали работать не только дома, но и в Хакодатэ. Интересно здесь то, что в Японии того времени изучение другого языка — дело непростое. Переводчиками становились в основном те, кто родился в семье переводчиков, правительство очень тяжело соглашалось на школы английского или голландского и жёстко их контролировало. И среди простых людей общение с иностранцами не одобряло. Первый преподаватель японского языка в СПБГУ, Владимир Яматов, был вынужден покинуть страну вместе с Путятиным из-за преследования, правительство сочло его занятия с Гошкевичем недопустимыми и даже опасными. Он был объявлен предателем, а на такой случай существовал закон, который предусматривал смертную казнь.
По свидетельствам одного английского офицера, который посетил крепость летом 1859 года, к тому времени большая часть моряков уже говорила по-японски достаточно хорошо, чтобы их можно было легко понять. Встречались также те, кто осваивал письмо и чтение.
4. Доверительные отношения
Постепенно возле Госин-дзи начали появляться ветхие строения по типу сараев — это первые японские торговцы приходили, чтобы торговать едой и необходимыми вещами. В декабре 1858 года к берегу причалили ещё два русских судна, моряков на берегу стало ещё больше, а склады для товаров превращались в хорошие дома, где можно было не только выставить что-то на продажу, но и остаться на ночь. Со временем экипажу даже стал «принадлежать» один из чайных домиков, Инаса Юкаку | 稲佐遊郭, неподалёку. В полной мере нельзя назвать это место прямо-таки борделем, там проходили и обычные праздники, какие-то мероприятия, но и проституция — часть торговой жизни.
Важным моментом в налаживании отношений стала дисциплина, которая поддерживалась и на берегу. По свидетельствам Литке, экипаж старался соблюдать японские традиции, что в конечном счёте выстроило между ними доверительные отношения. Вежливость моряков и упорство Унковского впечатлили даже власти Нагасаки, что сильно помогло в организации торговли.
Что касается властей Нагасаки, любопытным будет вот какая пометка: иерархия сословий Японии того времени ставила торговцев на одну из самых низких ступеней. Деньги считались грязным делом, порядочным самураям лучше бы их вовсе не касаться. А на борту «Аскольда» не оказалось ни одного торгового человека, что, вероятно, добавляло уважения, поскольку перекликалось с обычаями самих японцев и создавало иллюзию, что в России также не жалуют тех, кто связан с деньгами. Иронично в это же время отметить, что перед отплытием из порта Унковский пожаловал некоторым представителям власти золотые и серебряные монеты, чему те были несказанно рады.
В вопросах регулирования гражданско-правовых отношений Унковский старался требовать со своих людей столько же, сколько и с японцев, считая, видимо, что взаимные уступки будут куда полезнее для дипломатии, чем упрямство. Кроме случаев, когда считал, что задета «честь европейца», которыми здесь представали все иностранцы независимо от страны. Согласно наблюдениям английского офицера, к Унковскому охотно обращались за советами, если дело касалось всех иностранцев, не только русских. Унковский же в свою очередь все конфликты с японцами старался отдавать в руки японским властям.
Литке упоминает несколько сложных случаев, которые довелось урегулировать Унковскому. Один из них — мартовский пожар в Дэдзиме, торговом поселении голландцев. По словам Литке, услышав о пожаре, Унковский поднял людей, они первыми прибыли на место событий и не жалея сил, бросились тушить огонь, помогли спасти часть товара. Литке отмечает героизм экипажа и утверждает, что это событие окончательно закрепило тёплые отношения между ними и жителями города. Пожары в то время были особенно опасны — деревянные постройки, тесные улицы. Этот же эпизод в воспоминаниях зарубежных офицеров звучит не столь впечатляющим, но, как отметил доктор Помпе: возможно, многие слова в адрес экипажа «Аскольда» были продиктованы обычной человеческой завистью.
5. Наследие
26 июня 1859 года «Аскольд» вышел из Нагасаки. Но оставил после себя место, которое в народе назвали русской деревней Инаса|稲佐ロシア村 или местом отдыха русских моряков|ロシアマタロス休憩所. Благодаря рекомендациям Унковского, там останавливались и другие русские суда, что способствовало развитию места. Деревня сыграла свою роль и в 1905 году, именно в Инаса свозили военнопленных. А чуть раньше, в 1891 году, там останавливался Николай II во время своего путешествия по Японии, в Нагасаки же он сделал свою знаменитую татуировку с драконом.
Что почитать по теме?
Гончаров И.А. Фрегат «Паллада»»
Литке Ф.П. Фрегат «Аскольд» в Японии: 1|2|3
Муханов П.С. Дневник гардемарина на фрегате «Аскольд»
Хисамутдинов А.А. Русская Япония
Широкорад Александр Российские военные базы за рубежом. XVIII—XXI вв (стр. 45); и статья
@темы: история, Bakumatsu, Mein Teil, http, фБ/ЗФБ, neural транслейт